Очень неразборчивы слова в рукописных заявлениях. То, что печаталось на машинке хорошо сохранено, если было отпечатано на тонкой полупрозрачной бумаге.
Нравится подход к организации завода - решительно и активно. Начинается с активного освоения рыбопереработки, но уже в 1937 году начинает чувствоваться работа не только простых людей, ратующих за "увеличение объемов производства и снижение себестоимости продукции" (оооо, эти слова, кажется, никогда не сотрутся из памяти тех, кто учился экономической науке). Начинает работу профсоюз и политпросвет. Вдруг обнаруживается на комбинате "недостаточная борьба с врагами", вдруг руководство комбината допускает "преступную политическую безграмотность"... На общих заседаниях ищут врагов. Удивительны приметы времени! Вот же только что в 31 году вы ребята начинали с пищевых нужд рабочего класса и с вполне разумной цели - взять у природы то, что само в руки идет, живое серебро. И вдруг... вот так, спустя 6 лет...
Всё это производит на меня такое впечатление, что я не устаю сострадать тем людям, мне реально плохо от того, в какой реальности они жили. Этот завод не дает мне покоя, он у меня в мыслях, эти фасовщики, эти сторожа, которым по накладной выдают валенки и полушубки... Где эти люди, где их "враги", где их рекорды и где их "бессовестно провальные путины"? Всё это теперь в архиве времени.
И я радуюсь за те разваливающиеся папки, которые мне удается посмотреть. Я ощущаю, как оттуда поднимается картинка прошлого, на меня будто взирают сотни безумно печальных глаз, я словно слышу сотни голосов с этих протоколов заседаний стахановцев, как-будто они рады, что кто-то увидел их, заглянул в их время, открыл их жизни, оживил их для себя. Сошествие во ад, где ад - это прошлое.
Психологически мне тяжело осозновать, что и наши жизни - всего лишь архивная папка в бесконечности бытия, времени.
Journal information